Что же происходит на Туманном Альбионе?
Общественно-политический процесс в Великобритании на современном этапе находится в состоянии неуверенного и рассеянного поиска новой модели, с одной стороны, регуляции внутригосударственных процессов и механизмов, а с другой – положения страны на внешнеполитической арене. Причем следует отметить, что эти оба вектора разработки новой системы реагирования на вызовы среды являются одинаково сложными и требующими глубокого осмысления всей картины стремительно меняющегося мира, равно как и степени влияния его трансформаций на британское общество.К примеру, внутренняя среда общественной жизни в Великобритании во многом формируется с оглядкой на текущую политическую элиту, ее видение стратегии развития страны, и что важно – на ее умение адекватно оценивать вызовы, с которым сталкивается общество и формировать ясную и эффективную модель поведения во внешней и внутренней среде. Не в последнюю очередь здесь играет роль личности национального лидера – человека достаточно авторитетного и решительного, способного жестко и эффективно решать поставленные перед ним задачи, но при этом и достаточно гибкого, способного чувствительно реагировать на малейшие изменения политической конъюнктуры. При этом имеет место феномен особо уважительного отношения общественного мнения к лидерам, которые, прежде всего, запомнились как достаточно радикальные и решительные политики, политическая биография которых содержит и ряд противоречивых шагов. Примером могут служить давно сложившиеся традиции почитания сэра Уинстона Черчилля, Маргарет Тэтчер, сэра Уильяма Питта, Бенджамина Дизраэли, Уильяма Глэдстоуна, маркиза Солсбери, Дэвида Ллойд Джорджа, то есть сильных эффективных национальных лидеров. Своеобразная британская традиция превозношения великих личностей прошлого находит свое отражение как в средствах массовой информации, так и в исследованиях общественного мнения: к примеру, рейтинг 100 величайших британцев по версии ВВС, ныне возглавляет сэр Уинстон Черчилль.
Также Маргарет Тэтчер, часто до сих пор обвиняемая в авторитарных методах правления во время своего премьерства в 1979-1990 гг., тем не менее, пользуется заслуженным почетом среди большинства британцев. В общественно-политической дискуссии также поднимаются вопросы места Тони Блэра в национальной памяти Соединенного Королевства; по мнению многих обозревателей, политика его лейбористского кабинета в 1997-2007 годах была достаточно адекватной духу начала 2000-х годов. Десятилетнее премьерство Блэра, прежде всего, запомнилось британцам как модель крайней интерпретации «особых отношений» с США и следования в фарватере общей политики НАТО. Будучи результатом бесславного поражения консерваторов во главе с Джоном Мэйджором в 1997 году, премьерство Тони Блэра стало одним из пиков расцвета британского лейборизма и осталось в истории Великобритании как достаточно стабильный период благополучия и даже процветания британской экономики. Особенно ярко это проявилось в первый срок правления нового кабинета, когда Блэр активно взялся за радикальные реформы как политического облика правящей партии, став родоначальником левоцентристского «Нового Лейборизма», так и за децентрализацию власти в стране, поддержав создание шотландского и североирландского парламентов.
Тем не менее, очевидный провал кампаний альянса США и Великобритании в Афганистане и Ираке подвинул британское общество к переосмыслению своей роли в изменившемся мире. По сути, экономический кризис 2008-2009 годов, ввергнув в тяжелую рецессию Европу, стал сигналом к пересмотру многих принципов, на которых покоилась модель внешней политики Великобритании. Вскоре разразившийся кризис еврозоны поставил под сомнение само существование экономического фундамента единой Европы, и как следствие – и политического. Роль младшего партнера США также потеряла значительную долю популярности в глазах британцев еще в середине 2000-х годов, когда премьерское кресло под Блэром пошатнулось как из-за вопросов участия Великобритании в Антитеррористической коалиции, так и ряда внутрипартийных скандалов. Поэтому данные обстоятельства в итоге привели к постепенному осознанию неактуальности лейбористского курса как в борьбе с кризисными явлениями, так и во внешней политике. Провальное правление кабинета Гордона Брауна, преемника Блэра, ставшее одной из причин громкого поражения лейбористов на всеобщих выборах в мае 2010 года, также поддержало в обществе настроения в пользу отказа от теряющей актуальность модели внешней политики. Итак, провал Ближневосточной кампании в 2000е годы заставил Великобританию постепенно направить свои усилия на выход из региона, проблемы которого в альянсе с США в полном объеме решить не удалось. Как уже было сказано, кризис 2008-2009 годов окончательно вернул Великобританию в Европу, поставив перед ней проблемы еврозоны и собственной роли в Евросоюзе, который в последние годы отнюдь не является тихой гаванью.
Закономерно изменился и характер политической элиты. В 2010 году к власти пришла коалиция консерваторов и либеральных демократов во главе с Дэвидом Кэмероном и Ником Клеггом. Новыми лицами оппозиции стали лидеры лейбористов братья Эд и Дэвид Милибэнды. Молодость, активность и энергичность новых британских лидеров резко контрастировала с эпохой доминирования сильного, популярного и уверенного Блэра, умеренно самостоятельного Брауна и увядавших консерваторов. Приход Дэвида Кэмерона в качестве лидера тори в 2005 году вдохнул новую жизнь в консерваторов, которая, по выражению нынешней главы министерства внутренних дел Терезы Мэй, со времен Мэйджора являлась «унылой партией». На ведущие позиции в британском парламенте вырвались и либеральные демократы Ника Клегга, сумевшие найти общий язык с победившим на выборах Кэмероном и продемонстрировавшие кратковременный всплеск поддержки избирателей, потерявших доверие к традиционным партиям.
Нынешнее правление консервативно-либерального альянса как раз обозначило новый период в развитии во внешней политике Соединенного Королевства: постепенного отхода от модели «младшей сестры США» и все более возрастающего, подчас неконтролируемого, евроскептицизма. Однако если в отношении внеевропейских проблем можно говорить пока только о стремлении Британии уменьшить свою ведомую второстепенную роль на Ближнем Востоке и в Средней Азии, то наиболее проблемным вектором британской внешней политики на данный момент является вопрос роли и положения Британии в ЕС.
Опыт нескольких столетий европейской политики прекрасно иллюстрирует то, какое особое положение в Европе всегда занимала Великобритания. Непростая история взаимодействия Лондона с неспокойным континентом видела как периоды «блестящей изоляции» времен «европейского концерта», так и современный этап тесной политической и экономической интеграции в рамках Европейского союза. Несколько обособленное географическое положение Британии и ее опора на колоссальную колониальную империю побуждали Лондон в течение столетий стремиться играть на континенте роль арбитра, не связывая себя, тем не менее, обременяющими обязательствами в конфликтогенном регионе. Но уже на современном этапе, после десятилетий активного участия в интеграционных процессах единой Европы и провала кампаний на Ближнем Востоке, Великобритания демонстрирует признаки в значительной степени региональной державы, которая сосредоточена на участие в первую очередь в европейской жизни.
Однако и Евросоюз, как уже было сказано, переживает далеко не лучшие времена. Сложная ситуация в Греции, Испании, Португалии, Ирландии и Италии вынуждает европейских лидеров искать пути большей контроля над соблюдением бюджетной дисциплины стран-членов европейского сообщества. В качестве средства преодоления неконтролируемого роста бюджетного дефицита стран ЕС практикуется политика урезания бюджетных расходов, в первую очередь за счет социальных статей, зарплат госслужащим и пересмотра налоговой политики, что в свою очередь провоцирует социальную напряженность и недовольство населения. Безоговорочные лидеры ЕС, Франция и Германия, целенаправленно формируют курс на еще большую интеграцию Европы, дабы преодолеть очаги финансовых трудностей на юге Европы.
Что касается Великобритании, то практика сокращения госрасходов, стала основным рецептом борьбы с ростом бюджетного дефицита и безработицы в стране. Консервативно-либериальная коалиция Кэмерона-Клегга, сформировав правительство в 2010-м, противопоставила такие
меры бюджетной экономии намерениям лидерам лейбористского курса на увеличение иностранных займов для рекапитализации британских банков и создания новых рабочих мест.
В чем причины?
Говоря о причинах всплеска британского евроскептицизма в 2011-2012 годах, большинство европейских обозревателей связывают это явление с традиционным политическим и экономическим эгоизмом британского истеблишмента, который не желает еще большего ограничения суверенитета Великобритании в рамках теснейшей интеграцией с континентальной Европой. Непростая ситуация в финансовом секторе Соединенного Королевства и политика строгой экономии бюджетных средств заставляет Лондон активно пересматривать статьи своих расходов, в том числе и внешних. В первую очередь это касается размера британской доли в общеевропейском бюджете, из которого, помимо всего прочего, покрываются расходы на поддержание европейского бюрократического аппарата.
Также теперешнюю неопределенную ситуацию касательно будущего Британии в ЕС связывают и с традиционной склонностью британского общественного мнения к изоляционизму и стремлению к максимальной свободе рук. Лучше всего экономические причины настороженного отношения Лондона к трансформирующейся Европе выразил столичный мэр Борис Джонсон, умеренный евроскептик, в интервью в октябре 2012: «Да, мы состоим в элитном европейском клубе, однако мы платим необоснованно большие счета за свое членство в нем». Проблема излишних затрат на содержание надгосударственных структур, которые связывают Европу, ярко проявилась на брюссельском саммите в ноябре 2012 года, посвященном вопросам будущего финансирования семилетнего плана бюджетного плана до 2020 года. Премьер-министр Дэвид Кэмерон прибыл в Брюссель после очередного «бунта заднескамеечников» в Палате Общин, требовавших немедленного сокращения расходов Британии на содержание «еврократов» и обязательного сохранения льготного подхода к формированию европейских бюджетных взносов. Никакого соглашения по формированию бюджетного плана достигнуто не было, однако ноябрьский саммит стал один из первых случаев за последнее время, когда Дэвид Кэмерон завил Европе о принципиальной позиции против нарастания расходов на чиновничий аппарат, хотя и выступая дома за их увеличение с поправкой на инфляцию.
Также теперешнюю неопределенную ситуацию касательно будущего Британии в ЕС связывают и с традиционной склонностью британского общественного мнения к изоляционизму и стремлению к максимальной свободе рук. Лучше всего экономические причины настороженного отношения Лондона к трансформирующейся Европе выразил столичный мэр Борис Джонсон, умеренный евроскептик, в интервью в октябре 2012: «Да, мы состоим в элитном европейском клубе, однако мы платим необоснованно большие счета за свое членство в нем». Проблема излишних затрат на содержание надгосударственных структур, которые связывают Европу, ярко проявилась на брюссельском саммите в ноябре 2012 года, посвященном вопросам будущего финансирования семилетнего плана бюджетного плана до 2020 года. Премьер-министр Дэвид Кэмерон прибыл в Брюссель после очередного «бунта заднескамеечников» в Палате Общин, требовавших немедленного сокращения расходов Британии на содержание «еврократов» и обязательного сохранения льготного подхода к формированию европейских бюджетных взносов. Никакого соглашения по формированию бюджетного плана достигнуто не было, однако ноябрьский саммит стал один из первых случаев за последнее время, когда Дэвид Кэмерон завил Европе о принципиальной позиции против нарастания расходов на чиновничий аппарат, хотя и выступая дома за их увеличение с поправкой на инфляцию.
Позиции сторон в Лондоне
Несмотря на то, что взрыв евроскептицизма в Великобритании в основном связывают с собственно лондонскими политическими верхами, причины данного явления в силу особенностей структуры общественно-политических отношений в Соединенном Королевстве берут свое начало в британском электорате.
Согласно исследованиям агентства YouGov, до 40% подданных Великобритании выступают за выход страны из Евросоюза, и еще 40% требуют, по крайней мере, референдума по этому вопросу. Антиевропейские настроения рядовых британцев подкрепляются уже упомянутой политикой строгой экономии, проводимой по указанию Брюсселя, ростом безработицы в стране и ожидаемым в 2014 году наплывом более 250 тыс. болгаров и румын, которые получат свободный доступ к британскому рынку труда, а также и нежеланием терпеть увеличение налогов в пользу подержания европейской бюрократии и бедствующих стран ЕС. «Человек, который выведет нас из погибающей Европы и остановит поток иностранцев, лишающих нас работы, станет величайшим британским политиком со времен Черчилля», - комментирует происходящее в стране один из пользователей Twitter.
Отсутствие явных успехов правительства в борьбе с кризисом также порождает значительное недоверие рядовых граждан к ведущим политикам страны, даже несмотря на то, что 2012 год завершился вполне благополучно для Великобритании, которая провела Олимпийские игры и празднования Бриллиантового юбилея правления королевы Елизаветы II. По состоянию на конец 2012 года, оппозиционная Лейбористская партия во главе с Эдом Милибендом располагала поддержкой около 40% британцев и более чем на 10 процентных пунктов опережала правящих консерваторов Дэвида Кэмерона, чей кабинет проработал только половину своего пятилетнего срока. Что касается либеральных демократов Ника Клегга, партнеров тори по правящей коалиции, то они за короткий срок вернулись на задний план политической жизни Соединенного Королевства и рассчитывали на поддержку только 7% избирателей. Закономерным результатом распространения евроскептицизма в обществе стал рост популярности Партии независимости Соединенного Королевства (UKIP), которая выступает за немедленный выход Великбритании из ЕС и пользуется поддержкой 10-11% населения.
Показательна ситуация, в которой правящая коалиция консерваторов и либеральных демократов, пройдя только половину пути до будущих всеобщих выборов, уже уступает оппозиции в популярности. Однако это обстоятельство не является главной проблемой для Дэвида Кэмерона: другой важным фактом является все более нарастающее недовольство своим лидером среди рядовых членов консервативной фракции в Парламенте. «Бунты заднескамеечников» - нередкое явление в Уайтхолле, которое в свое время положило конец карьерам Маргерет Тэтчер, Тони Блэра и Джона Мэйджора, однако нынешний лидер консерваторов еще в свой первый срок допустил ряд серьезных размолвок в своей партии и настроил против себя ряд влиятельных партийных фигур, не говоря о сильной оппозиции лейбористов Милибенда. Консервативная партия, кроме вопроса Европы, раздроблена также по проблеме реформы церкви, легализации однополых браков и подходах к уменьшению бюджетного дефицита. В итоге скромные успехи его кабинета ставят под вопрос не только победу тори на всеобщих выборах 2015 года, но и пребывание Дэвида Кэмерона на посту лидера партии. В качестве наиболее вероятного преемника Кэмерона часто называют чрезвычайно популярного эксцентричного Бориса Джонсона.
Но все же именно вопрос о Европе является ныне наиболее сложным в политической жизни Лондона. Группа наиболее радикально настроенных консерваторов в Парламенте требует от премьер-министра немедленных решительных действий в защиту британцев от Брюсселя. Данная группа из 50-60 парламентариев также располагает поддержкой ряда влиятельных однопартийцев-евроскептиков, в частности, Терезы Мэй и Лайема Фокса, бывшего министра обороны. Мощный антиевропейский лагерь среди тори эпизодически идет на сближение с прагматичным Милибендом, который остро критикует Дэвида Кэмерона за его нерешительность и неосмотрительный подход к европейскому вопросу.
Премьер Дэвид Кэмерон, чувствуя огромное давление оппозиции и однопартийцев, тем не менее, придерживается умеренного и прагматичного подхода к решению проблемы поиска «нового соглашения» с ЕС. Он и его ближайшее окружение (Уильям Хэйг, Джордж Осборн) предлагают заключить с Евросоюзом новый договор о членстве Великобритании в ЕС, вернув ряд важных полномочий и вопросов из ведения Брюсселя обратно в Лондон. Это касается ряда норм правового регулирования, защиты британского бизнеса, бюджетной политики и ряда других важных аспектов, самостоятельное решение которых, по мнению британского премьера, поможет Великобритании защитить свои интересы в изменяющейся Европе. В идеале проект Кэмерона предусматривает модель особого положения Соединенного Королевства в Евросоюзе, в котором важнейшие финансовые и политические вопросы будут находиться в ведении Лондона, который, тем не менее, сохранит все преимущества присутствия в общем рынке ЕС и будет иметь голос в его регуляции.
Проект Кэмерона подвергается критике как со стороны Эда Милибенда, так и в Европе. Наиболее скептично по отношению к премьерскому плану отнесся Франсуа Олланд, заявивший в январе 2013 года: «Евросоюз – это не стол с блюдами; нельзя просто брать оттуда только то, что нравится, как будто это меню в ресторане». Модель «свободный рынок плюс максимум суверенитета» имеет очень немного шансов на поддержку проблемных членов ЕС, равно как и ее ключевых держав, однако, эта инициатива может быть поддержана Ангелой Меркель, которая скорее пойдет на ограниченную уступку Лондону, нежели допустит выхода Великобритании, третьего бюджетного спонсора, из ЕС и возможно спровоцирует «эффект домино».
Впрочем, Дэвид Кэмерон, в отличие от многих однопартийцев, считает, что «сохранение членства в Европейском Союзе – исключительно в интересах Британии, однако страна нуждается в большей гибкости со стороны Брюсселя». Важно также отметить, что удовлетворение требований о проведении референдума о членстве Великобритании в ЕС только еще громче заявило о реальной опасности выхода Соединенного Королевства из единой Европы. Эд Милибенд, указывает на то, что в целом неосторожное обращение с такой сложной темой порождает на ближайшие годы неопределенность для местного бизнеса и инвесторов, для которых перспектива выхода Великобритании из общего рынка равносильна потере твердых гарантий и защиты их инвестиций и иных финансовых активов в британской экономике. Однако зачастую в критике со стороны лидера лейбористов присутствует элемент популизма, что, тем не менее, позволяет ему оказывать давление на пошатнувшиеся позиции Кэмерона и в вопросе Европы, объединяясь то с проевропейски настроенными либеральными демократами Ника Клегга, то с другой важной силой в британском политикуме – радикальными евроскептиками UKIP.
Когда же речь заходит о партии UKIP, с ее популистскими лозунгами о полном и немедленном выходе из ЕС, проблема «нового соглашения» с Европой переходит в рамки межпартийной электоральной борьбы. Как уже было сказано, ее лидер Найджел Фередж, по всей видимости, надеется на будущих парламентских выборах стать третьей силой, которая определит, в чью сторону склонится чаша весов и кто из двух ведущих партий, объединившись с UKIP, наберет большинство в Палате Общин. Данная партия, ранее занимавшая маргинальные позиции, ныне опережает по популярности либеральных демократов и активно концентрирует вокруг себя поддержку всех евроскептичных избирателей, в том числе и привлекая потенциальных избирателей тори.
Дэвид Кэмерон еще летом 2012 года вступил в открытый конфликт с UKIP, публично усомнившись в дееспособности откровенно популистской партии, не имеющей четких целей в политической жизни, кроме требования выхода Британии из ЕС. С точки зрения стратегии межпартийного взаимодействия, это было серьезной ошибкой со стороны Кэмерона, и отныне его планам в 2015 году снова занять должность премьера стала угрожать еще и возможный союз между прагматичным и гибким Милибэндом и UKIP. Впрочем, пока такой альянс представляется крайне маловероятным, а вот потеря значительной части избирателей для консерваторов уже сейчас является угрожающей реальностью.
Важно также и то, как в свою очередь Дэвиду Кэмерону удалось использовать сложный вопрос о Европе во внутрипартийной политике. В середине января он, по аналогии со стратегией Гарольда Макмиллана и Эдварда Хита, позволил членам своего кабинета свободно вести дискуссию о членстве Соединенного Королевства в ЕС, несколько понизив градус напряжения в партии, а также и объявил о долгожданной речи по вопросам Британии в Евросоюзе в Брюсселе. Эта речь, неоднократно перенесенная на более поздние сроки, окончательно назначена на 22 января 2013 года и уже частично просочилась прессу. Своей ожидаемой речью Дэвид Кэмерон также успокоил многих влиятельных евроскептиков в Лондоне, а его обещание провести референдум о членстве в ЕС в 2017-2018 годах (то есть, в случае его переизбрания на второй премьерский срок) также привлекло на его сторону часть умеренных сторонников пересмотра роли королевства в Европе. Опросы издания The Guardian показывают, что данная стратегия уже принесла свои плоды, по крайней мере, в краткосрочной перспективе: к 20 января 2013 года отрыв между Консервативной и Лейбористской партиями сократился до 5-6 процентных пунктов.
Итак, из вышеописанного можно сделать вывод о том, что не в последнюю очередь взрыв неконтролируемого евроскептицизма в британском политическом процессе обусловлен активным эксплуатированием данной темы в популистском течении электорального процесса и ослаблении позиций правящей либерально-консервативной коалиции. Однако эта тенденция может иметь также и иные негативные последствия, поскольку популизм и эксплуатация столь серьезных тем, как проблемы членства Великобритании в ЕС может действительно поставить Лондон перед угрозой международной изоляции, особенно в случае одобрения идеи выхода из ЕС на референдуме в будущем. Никто из европейских лидеров на данный момент не готов видеть Великобританию вне Евросоюза, крайне сложным может оказаться и реализация проекта Кэмерона, которая может растянуться на десятилетия. В любом случае, правящей Консервативной партии на сегодняшний день представляется крайне невыгодным рост радикального евроскептицизма в стране, равно как и усиление лейбористской оппозиции на новой волне кризиса.
Согласно исследованиям агентства YouGov, до 40% подданных Великобритании выступают за выход страны из Евросоюза, и еще 40% требуют, по крайней мере, референдума по этому вопросу. Антиевропейские настроения рядовых британцев подкрепляются уже упомянутой политикой строгой экономии, проводимой по указанию Брюсселя, ростом безработицы в стране и ожидаемым в 2014 году наплывом более 250 тыс. болгаров и румын, которые получат свободный доступ к британскому рынку труда, а также и нежеланием терпеть увеличение налогов в пользу подержания европейской бюрократии и бедствующих стран ЕС. «Человек, который выведет нас из погибающей Европы и остановит поток иностранцев, лишающих нас работы, станет величайшим британским политиком со времен Черчилля», - комментирует происходящее в стране один из пользователей Twitter.
Отсутствие явных успехов правительства в борьбе с кризисом также порождает значительное недоверие рядовых граждан к ведущим политикам страны, даже несмотря на то, что 2012 год завершился вполне благополучно для Великобритании, которая провела Олимпийские игры и празднования Бриллиантового юбилея правления королевы Елизаветы II. По состоянию на конец 2012 года, оппозиционная Лейбористская партия во главе с Эдом Милибендом располагала поддержкой около 40% британцев и более чем на 10 процентных пунктов опережала правящих консерваторов Дэвида Кэмерона, чей кабинет проработал только половину своего пятилетнего срока. Что касается либеральных демократов Ника Клегга, партнеров тори по правящей коалиции, то они за короткий срок вернулись на задний план политической жизни Соединенного Королевства и рассчитывали на поддержку только 7% избирателей. Закономерным результатом распространения евроскептицизма в обществе стал рост популярности Партии независимости Соединенного Королевства (UKIP), которая выступает за немедленный выход Великбритании из ЕС и пользуется поддержкой 10-11% населения.
Показательна ситуация, в которой правящая коалиция консерваторов и либеральных демократов, пройдя только половину пути до будущих всеобщих выборов, уже уступает оппозиции в популярности. Однако это обстоятельство не является главной проблемой для Дэвида Кэмерона: другой важным фактом является все более нарастающее недовольство своим лидером среди рядовых членов консервативной фракции в Парламенте. «Бунты заднескамеечников» - нередкое явление в Уайтхолле, которое в свое время положило конец карьерам Маргерет Тэтчер, Тони Блэра и Джона Мэйджора, однако нынешний лидер консерваторов еще в свой первый срок допустил ряд серьезных размолвок в своей партии и настроил против себя ряд влиятельных партийных фигур, не говоря о сильной оппозиции лейбористов Милибенда. Консервативная партия, кроме вопроса Европы, раздроблена также по проблеме реформы церкви, легализации однополых браков и подходах к уменьшению бюджетного дефицита. В итоге скромные успехи его кабинета ставят под вопрос не только победу тори на всеобщих выборах 2015 года, но и пребывание Дэвида Кэмерона на посту лидера партии. В качестве наиболее вероятного преемника Кэмерона часто называют чрезвычайно популярного эксцентричного Бориса Джонсона.
Но все же именно вопрос о Европе является ныне наиболее сложным в политической жизни Лондона. Группа наиболее радикально настроенных консерваторов в Парламенте требует от премьер-министра немедленных решительных действий в защиту британцев от Брюсселя. Данная группа из 50-60 парламентариев также располагает поддержкой ряда влиятельных однопартийцев-евроскептиков, в частности, Терезы Мэй и Лайема Фокса, бывшего министра обороны. Мощный антиевропейский лагерь среди тори эпизодически идет на сближение с прагматичным Милибендом, который остро критикует Дэвида Кэмерона за его нерешительность и неосмотрительный подход к европейскому вопросу.
Премьер Дэвид Кэмерон, чувствуя огромное давление оппозиции и однопартийцев, тем не менее, придерживается умеренного и прагматичного подхода к решению проблемы поиска «нового соглашения» с ЕС. Он и его ближайшее окружение (Уильям Хэйг, Джордж Осборн) предлагают заключить с Евросоюзом новый договор о членстве Великобритании в ЕС, вернув ряд важных полномочий и вопросов из ведения Брюсселя обратно в Лондон. Это касается ряда норм правового регулирования, защиты британского бизнеса, бюджетной политики и ряда других важных аспектов, самостоятельное решение которых, по мнению британского премьера, поможет Великобритании защитить свои интересы в изменяющейся Европе. В идеале проект Кэмерона предусматривает модель особого положения Соединенного Королевства в Евросоюзе, в котором важнейшие финансовые и политические вопросы будут находиться в ведении Лондона, который, тем не менее, сохранит все преимущества присутствия в общем рынке ЕС и будет иметь голос в его регуляции.
Проект Кэмерона подвергается критике как со стороны Эда Милибенда, так и в Европе. Наиболее скептично по отношению к премьерскому плану отнесся Франсуа Олланд, заявивший в январе 2013 года: «Евросоюз – это не стол с блюдами; нельзя просто брать оттуда только то, что нравится, как будто это меню в ресторане». Модель «свободный рынок плюс максимум суверенитета» имеет очень немного шансов на поддержку проблемных членов ЕС, равно как и ее ключевых держав, однако, эта инициатива может быть поддержана Ангелой Меркель, которая скорее пойдет на ограниченную уступку Лондону, нежели допустит выхода Великобритании, третьего бюджетного спонсора, из ЕС и возможно спровоцирует «эффект домино».
Впрочем, Дэвид Кэмерон, в отличие от многих однопартийцев, считает, что «сохранение членства в Европейском Союзе – исключительно в интересах Британии, однако страна нуждается в большей гибкости со стороны Брюсселя». Важно также отметить, что удовлетворение требований о проведении референдума о членстве Великобритании в ЕС только еще громче заявило о реальной опасности выхода Соединенного Королевства из единой Европы. Эд Милибенд, указывает на то, что в целом неосторожное обращение с такой сложной темой порождает на ближайшие годы неопределенность для местного бизнеса и инвесторов, для которых перспектива выхода Великобритании из общего рынка равносильна потере твердых гарантий и защиты их инвестиций и иных финансовых активов в британской экономике. Однако зачастую в критике со стороны лидера лейбористов присутствует элемент популизма, что, тем не менее, позволяет ему оказывать давление на пошатнувшиеся позиции Кэмерона и в вопросе Европы, объединяясь то с проевропейски настроенными либеральными демократами Ника Клегга, то с другой важной силой в британском политикуме – радикальными евроскептиками UKIP.
Когда же речь заходит о партии UKIP, с ее популистскими лозунгами о полном и немедленном выходе из ЕС, проблема «нового соглашения» с Европой переходит в рамки межпартийной электоральной борьбы. Как уже было сказано, ее лидер Найджел Фередж, по всей видимости, надеется на будущих парламентских выборах стать третьей силой, которая определит, в чью сторону склонится чаша весов и кто из двух ведущих партий, объединившись с UKIP, наберет большинство в Палате Общин. Данная партия, ранее занимавшая маргинальные позиции, ныне опережает по популярности либеральных демократов и активно концентрирует вокруг себя поддержку всех евроскептичных избирателей, в том числе и привлекая потенциальных избирателей тори.
Дэвид Кэмерон еще летом 2012 года вступил в открытый конфликт с UKIP, публично усомнившись в дееспособности откровенно популистской партии, не имеющей четких целей в политической жизни, кроме требования выхода Британии из ЕС. С точки зрения стратегии межпартийного взаимодействия, это было серьезной ошибкой со стороны Кэмерона, и отныне его планам в 2015 году снова занять должность премьера стала угрожать еще и возможный союз между прагматичным и гибким Милибэндом и UKIP. Впрочем, пока такой альянс представляется крайне маловероятным, а вот потеря значительной части избирателей для консерваторов уже сейчас является угрожающей реальностью.
Важно также и то, как в свою очередь Дэвиду Кэмерону удалось использовать сложный вопрос о Европе во внутрипартийной политике. В середине января он, по аналогии со стратегией Гарольда Макмиллана и Эдварда Хита, позволил членам своего кабинета свободно вести дискуссию о членстве Соединенного Королевства в ЕС, несколько понизив градус напряжения в партии, а также и объявил о долгожданной речи по вопросам Британии в Евросоюзе в Брюсселе. Эта речь, неоднократно перенесенная на более поздние сроки, окончательно назначена на 22 января 2013 года и уже частично просочилась прессу. Своей ожидаемой речью Дэвид Кэмерон также успокоил многих влиятельных евроскептиков в Лондоне, а его обещание провести референдум о членстве в ЕС в 2017-2018 годах (то есть, в случае его переизбрания на второй премьерский срок) также привлекло на его сторону часть умеренных сторонников пересмотра роли королевства в Европе. Опросы издания The Guardian показывают, что данная стратегия уже принесла свои плоды, по крайней мере, в краткосрочной перспективе: к 20 января 2013 года отрыв между Консервативной и Лейбористской партиями сократился до 5-6 процентных пунктов.
Итак, из вышеописанного можно сделать вывод о том, что не в последнюю очередь взрыв неконтролируемого евроскептицизма в британском политическом процессе обусловлен активным эксплуатированием данной темы в популистском течении электорального процесса и ослаблении позиций правящей либерально-консервативной коалиции. Однако эта тенденция может иметь также и иные негативные последствия, поскольку популизм и эксплуатация столь серьезных тем, как проблемы членства Великобритании в ЕС может действительно поставить Лондон перед угрозой международной изоляции, особенно в случае одобрения идеи выхода из ЕС на референдуме в будущем. Никто из европейских лидеров на данный момент не готов видеть Великобританию вне Евросоюза, крайне сложным может оказаться и реализация проекта Кэмерона, которая может растянуться на десятилетия. В любом случае, правящей Консервативной партии на сегодняшний день представляется крайне невыгодным рост радикального евроскептицизма в стране, равно как и усиление лейбористской оппозиции на новой волне кризиса.
Комментариев нет:
Отправить комментарий